Могольская империя
Бабер, современник Карла V, был человек умный, просвещенный, чуждый всякого фанатизма. Он занимался науками, особенно любил поэзию и музыку, любил все, что украшает жизнь, жил хорошо сам и был щедр ко всем окружавшим его. После него остались собственноручные его записки, в которых есть интересное описание Индии: "До Индии я не видел никакой другой южной страны. Прибыв сюда, я очутился в новом мире: все было отлично от виденного мной прежде. Я был сильно удивлен, и правда, было чему удивляться. Когда я завладел этой страной, королевская власть находилась в руках пяти мусульманских и двух идолопоклоннических (т. е. брамаитских) владетелей. Кроме того, в горах и лесах держались разные мелкие раджи, о которых не стоит говорить. Главное мусульманское царство было афганское, с двумя столицами - Дели и Агрой; второе составлял полуостров Гуджерат, третье - Декан, находилось на юге. Но в настоящее время султаны Декана лишены всякой власти. Все провинции их царства находятся под управлением сильных вельмож, и к этим то эмирам, своим подданным, король должен обращаться с просьбами, когда ему нужно что-нибудь. Четвертое царство заключало в себе область Малву и находилось в упадке. В Бенгалии власть, по странному обыкновению, тесно связана с присвоенным ей наружным знаком. Для султана есть маснад (престол); сану всякого из эмиров, визирей и мансабдаров назначено особенного рода сиденье - трон. Маснад и сиденье пользуются исключительным уважением бенгальцев. Когда султану вздумается отдать кому-нибудь один из этих тронов, избранный, какого бы происхождения он ни был, садится на пожалованное место и пользуется безропотным послушанием всех своих новых подчиненных, а предшественник его теряет всякую власть и растворяется в толпе. Точно также, когда смелому бродяге удастся убить султана и сесть на маснад, он тотчас признается за законного владетеля, и все, от визиря до простого воина, от эмира до хлебопашца, убеждены, что он сел на маснад волей Аллаха. Поэтому часто услышите в Бенгалии слова: "Мы преданы маснаду; выбор султана зависит от Бога, а наше дело - быть ему верными".
По другому общепринятому понятию, каждый султан обязан скопить сокровище. Чем больше оставит он по смерти в казне золота и серебра, тем больше достоин он, по мнению народа, благодарности потомства.
В городах и областях Индии мало живописного: все носит на себе отпечаток бедности и запустения. Сады не окружены оградами; всякая река промывает себе во время проливных дождей глубокие русла, которые после схода воды безобразят ландшафт. Каналы и водопроводы не встречаются почти нигде. Впрочем, необходимо заметить, что в Индии разорение и постройка деревень и даже городов, объединение больших масс людей на новых местах и обезлюживание населенных областей совершаются с невероятной быстротой. При слухе об угрожающей опасности многолюдный город совершенно пустеет в одни сутки. Если же какая-нибудь община вздумала поселиться на новом месте, то переселение ее проводится в очень короткий срок. Индийской деревне не надо ни плотин, ни водопроводов. Молодежь роет пруд или колодец, а старики складывают хижины из переплетенных прутьев. Хижина покрывается соломой или тростником, в пруде набирается вода, и новое селение быстро разрастается, благодаря множеству праздных людей, сбегающихся из окрестностей и готовых работать из-за куска хлеба. Бабер писал: "Индия страна печальная. Народ некрасив. Он не имеет понятия о живых общественных отношениях и прелести товарищества. В нем нет ни смелости ума, ни любезности в общежитии, ни влечения к истинному знанию, ни чувства прекрасного. Архитектура не пригодна к климату. В Индии нет ни хороших лошадей, ни вкусной говядины, ни винограда, ни сочных фруктов, ни льда, ни холодной воды, ни даже хлеба на базарах, ни бань, ни академий, ни свечей, ни факелов. Зато Индия отличается грабежом, невежеством и нищетой. Хлебопашцы и простолюдины ходят почти совершенно нагие". Какая яркая картина, набросанная кистью наблюдательного завоевателя!
Но индийские владетели, ошеломленные быстрым набегом Бабера, скоро опомнились и решили уничтожить храброго могола, окруженного немногочисленной дружиной. Афганцы соединились с раджпутами и в числе более ста тысяч устремились из западных провинций к Агре. Приближенные Бабера советовали ему отступить в Кабул или в Пенджаб, но он пошел навстречу неприятелю и с помощью своей артиллерии разбил и рассеял грозных союзников. Несмотря на это частные восстания повторялись то в Кабуле, то в Индии до самой его смерти. Он умер в 1530 году, не успев заняться исправлением администрации, недостатки которой видел так ясно.
Ему наследовал сын его Гумаюн, человек добрый образованный, храбрый, но более расположенный к изучению астрономии, нежели к делам. Во дворце он выстроил семь больших приемных залов в честь семи планет. В марсовом зале принимались военные, в меркуриевом - судьи, чиновники, купцы и т.п., но вскоре он должен был заняться предметами более приземленными. Против него восстали раджпуты. Молодой султан стал хорошим полководцем, разбил их и жил в надежде на спокойное царствование. Но в 1540 году взбунтовались афганцы под предводительством бенгальского султана Чир-Хана. Гумаюн был побежден, бежал в Персию, и на престол его воссел Чир-Хан. Победитель царствовал мудро, но недолго, и был оплакан всем народом, которому так редко удавалось ощутить на себе справедливость правления.
После смерти Чир-Хана и его сына афганские полководцы начали спорить о власти; Гумаюн воспользовался их несогласием и после пятнадцатилетнего изгнания снова занял делийский престол. Но через год он поскользнулся на мраморной лестнице своего дворца, упал и умер. Гумаюн любил справедливость и был врагом расточительности, но он не был рожден реформатором. Историк говорит про него, что "он был слишком добр для хорошего султана".
В 1556 году началось славное царствование сына его, Мухаммед-Акбара, самого мудрого и великого из государей, восседавших на делийском престоле. Четырнадцатилетний император принял бразды правления в такое время, когда повсюду восставали подвластные ему народы. Начиная с усмирения внутренних врагов, он прибегнул к двум средствам: к веротерпимости и разительной быстроте военных действий. Он лично принимал участие во всех важных походах и не щадил собственной жизни; солдаты обожали его и готовы были следовать за ним на самые отчаянные предприятия. Так, например, во время войны с бенгальским султаном, достигнув ночью с передовым отрядом Ганги, на противоположном берегу которой находилось неприятельское войско, он не дождался своей армии и с сотней всадников бросился вплавь, велел трубить императорский марш, врезался в самую середину лагеря и убил бенгальского
полководца. Войско, устрашенное среди пиршества внезапным появлением грозного юноши, разбежалось перед горсткой его храбрецов.
В другой раз, услышав в Агре, что раджпуты осаждают Ахметабад, он с двумя тысячами отборных всадников, делая переходы по восемьдесят верст в день, явился неожиданно, освободил город, а сам с двумястами человек разбил пять тысяч войска. Во втором бенгальском походе он вызвал на поединок бенгальского султана перед обеими армиями. Бенгалец убежал, а войско перешло к Акбару. Такими делами он приобрел неслыханную славу. Народ был убежден, что ему покорны нечистые силы, и при одном звуке царских барабанов и труб все разбегалось или сдавалось.
Так усмирил он раджпутов и афганцев, а завоеванием Бенгалии, Кашмира, Гуджерата и северной части Декана вполне утвердил владычество моголов над Индией, пределы которой расширились от присоединения Кабула и крепости Кандагара. В начале своего царствования он перенес столицу из Дели в Агру, а под конец принял здесь титул деканского императора. Это было в то самое время, когда английская королева Елизавета подписывала в Лондоне первую конституцию возрождавшейся тогда Ост-Индской Компании.
Окончив завоевания, Акбар разделил империю на шестнадцать наместничеств (суба), разделявшихся в свою очередь на округа (перганна). Каждым суба управлял наместник, субадар (слово, переиначенное европейцами в субаб), подчиненные которого обращались к нему как к набабу (господину, повелителю). Котсалам, помощникам наместников, Акбар вменил в обязанность наблюдать, чтобы индийские вдовы сжигались не иначе, как с собственного их согласия.
Как и дед Бабер, Акбар был далек от всякого фанатизма. В то время, когда королева Мария жгла на кострах английских протестантов, властитель Индии помышлял только о том, как бы уравнять индусов во всех правах с мусульманами; он велел везде соблюдать строгое правосудие, без различия наций, веры и рода. Услышав про христианскую религию, он пригласил даже католических миссионеров из Гоа. Два раза проповедники приезжали в Агру, были радушно приняты и вступали в публичные прения с мусульманскими богословами. Некоторое время они даже надеялись, что Акбар примет христианскую веру, но султан слушал их только с любопытством, не более. Узнав о действиях святой инквизиции на Малабарском берегу, он пожелал избавиться от почтенных капуцинов и велел им предложить пройти через пылающий костер рука об руку с одним факиром, который вызывался сделать это. Капуцины отказались от этого испытаниям удалились обратно в Гоа.
Главным министром Акбара был знаменитый историк Абул-Фазл. Он составил известное сочинение Ауэн-Акбэри"
("Журнал Акбара")1 , в котором находится полное историко-географическое описание Индии. В нем помещен, кроме того, подробный отчет об управлении Акбара, его государственных и домашних делах. Особенно любопытны статистические сведения, в которых обозначены объем и производительные силы каждой провинции. Эти сведения служили для уравнения государственных податей.
Акбар уничтожил все налоги: подушные, торговые, ремесленные. Был оставлен только один налог - поземельный. Он велел взимать в казну третью часть земледельческой продукции и немало хвалился этим уменьшением подати, за которое народ, переставший убегать в леса, благословлял его. Доходы Акбара составляли около восьмидесяти миллионов рублей серебром. Он оживил все отрасли народного хозяйства. Вся страна покрылась дорогами, водопроводами и колодцами, повсюду водворились спокойствие и безопасность. Почтовая система соединила все точки империи, и из Агры в Гуджерат (на расстоянии до 1000 верст) письмо доходило за шесть дней. В Дели, в Агре, в Бенаресе были построены обсерватории, во всех селах появились народные школы. Благодетельное царствование Акбара продолжалось полвека, до 1605 года.
Акбар умер, и с ним умерли его дела, ибо в стране, где нет ни прочных государственных учреждений, ни твердых законов, где нет ничего святого, кроме безусловной власти султана и безусловного рабства его подданных, великий муж - только счастливый случай, мимолетный метеор. Умирая, он уносит с собой свой гений, как путешественник убирает палатку, собираясь в дальнейший путь, и оставляет после себя опять пустое, голое место.
После смерти Акбара на престол взошел слабый сын его Селим, принявший, по непонятной причине, имя Джехан-гира ("завоевателя вселенной"), но сначала он должен был посадить в тюрьму своего сына Чузеро, который вздумал было, после кончины деда, завладеть наследием отца. Царствование его продолжалось двадцать два года под постоянным влиянием известной любимицы, которая из-за своей красоты была названа народом Мир-эль-Нисса ("солнце женщин") и Нур-Джехан ("свет вселенной"). Женщина эта делала из слабого государя все, что хотела, а в случае необходимости сама садилась на коня и командовала войском во время сражений
2 .
Ко двору Джехангира приезжали два английских посольства с просьбой о позволении свободной торговли в пределах империи. Первое прибыло в 1609 году, и англичанин Гаукинс был хорошо принят императором, который дал ему джагир (аренду) в 20 000 рублей серебром годового дохода, женил его на молодой армянке и обещал сделать все, что тот захочет. Но португальцы, опасавшиеся соперничества англичан, поднесли любимице императора большой рубин, и Гаукинс в 1611 году должен был уехать в Англию, не получив даже ответа на королевское послание, "ибо царю царей неприлично переписываться с таким незначительным раджой" (т. е. с королем Англии). Все, чего он мог добиться, было позволение основать четыре торговых фактории.
В 1616 году прибыл Томас Рой. Сопровождавший его доктор Баутон успел вылечить любимую дочь монарха и в награду получил позволение торговать по всей империи; именно с помощью его влияния и больших подарков посланник добился, наконец, и письменного ответа королю Якову I со следующей гордой надписью, в которой не было даже упомянуто имя английского государя: "Законному королю, происходящему от своих предков, воспитанному в военных упражнениях, облеченному в почести и держащему справедливый суд". Далее мы увидим, какие важные последствия имела привилегия, дарованная Баутону.
Описанный сэром Роем этикет могольского двора чрезвычайно любопытен: "Почти всю жизнь царь царей должен был проводить публично. По утру он выходил на балкон и показывался народу. Около полудня отсюда же смотрел на травлю диких зверей, особенно слонов. После обеда давал аудиенции в "зале совета" (дурбаре). В восемь часов вечера он выходил на открытый двор и беседовал там с придворными. В дурбаре престол его стоял на возвышении, у середины стены, противоположной входу. К самому трону не подходил никто. За первой оградой помещались высшие сановники и посланники; за второй стояли нижние военные и гражданские чиновники, а за ними - толпа народа. Император должен был каждый день, в назначенный час, непременно явиться в "зал совета". От этой обязанности его избавляли только две причины: болезнь или пьянство, но в обоих случаях придворный объявлял о том собравшейся публике.
В торжественных случаях император был не просто украшен, но буквально покрыт жемчугом, рубинами и алмазами. Попоны царского слона были тоже унизаны драгоценными камнями, а голова исполинского животного блестела, как диадема. В день рождения императору приносили два кованных ящика: в одном находились рубины, в другом - золотые и серебряные миндалины. Державный именинник бросал их пригоршнями придворным и потешался жадным соревнованием своих важных омра. В другие дни весь двор был занят взвешиванием своего повелителя. Императора сажали в полном облачении на одну сторону весов, а на другую наваливали, поочередно, рупии, золото, драгоценные камни, дорогие ткани, ценные пряности, наконец, рис и коровье масло. Результат всякого взвешивания тщательно вносился в государственные акты, и всеобщая попойка достойно венчала торжество дня. В эти "эпохи дани" каждый должен был принести императору подарок, и ценность собранных таким образом в один день даров достигала иногда баснословных размеров.
В последние годы царствования Джехангира надменность его любимицы породила много восстаний. Даже старший сын императора, Шах-Джехан, опасаясь ее влияния, восстал против отца. Но старик умер от удушья, и Шах-Джехан взошел на престол без отцеубийства; он велел только зарезать родных братьев своих, с которыми погибли и все их дети.
Укротив взбунтовавшегося сильного омру Лоди, Шах-Джехан, как уверяют историографы, начал управлять с величайшей справедливостью. Но кто знает теперь, что руководило историками, - справедливость или лесть? В Азии это не редкость. Уничтожить соперника считается там делом естественным, а потом принявший власть готов быть справедливым во всех случаях, где не вмешивается его личный интерес. Впрочем, стоит ли останавливаться на самоспасительных кровавых мерах азиата Шаха-Джехана, когда современник его, герцог Ришелье, управлявший тогда судьбами Франции, приводил в исполнение свои понятия о политической справедливости! Нет сомнения, что Индия обязана Шаху-Джехану изящнейшими памятниками архитектуры, из которых особенно знаменит мавзолей Тадж-Махал, воздвигнутый в Агре, в честь его любимой супруги Нур-Джехан. Он был построен из белого мрамора и стоил Шаху около 6 миллионов рублей серебром.
1Подлинник этого любопытного сочинения, великолепный образец восточной каллиграфии, находился прежде в Париже, в библиотеке Ланглеса, и был продан в 1825 году за 16 000 рублей.2Пресыщенная сладострастием красавица вздумала, наконец, купаться вместе со своим возлюбленным султаном в бассейне, наполненном розовой водой. Под действием солнца от жидкости отделилось благовонное масло, и с тех пор стал известным розовый аттар (эссенция), который потом стали приготовлять уже и искусственно, употребляя для составления его, на вес одной рупии, более 200 000 розовых цветков.
